Время от времени в комнату без стука входили незнакомые Денисову люди, брали со стола отпечатанные на ротаторе бумаги, читали и расписывались. Потом так же молча уходили.
Пока Денисов ждал, вошел лейтенант Губенко. Он ничуть не изменился за это время и выглядел таким же костлявым и угловатым.
— Денисов?! — удивился Губенко. — Каким ветром?! Ты где сейчас? — Он ревниво следил за продвижением по службе своих знакомых и, встречаясь с ними после долгого перерыва, заметно волновался.
— Все там же. На Астраханском вокзале.
— Перешел в уголовный розыск?
— Нет, стою на посту.
— Но ты ведь на юрфак поступил?! — Губенко успокоился, и с этой минуты его отношение к Денисову можно было снова назвать теплым, даже дружеским. — Почему на посту?!
Денисов промолчал.
— …Ты своего кадровика знаешь? Между прочим, хотел его спросить о тебе: двенадцатого вместе гражданский процесс сдавали. Хотел и забыл — понедельник, летучка, да мне еще нужно было взносы собирать!
— Четверг, — уточнил Денисов, — двенадцатого в том месяце был четверг.
— Правильно, в понедельник я криминалистику сдавал. — Губенко удивленно покосился в его сторону.
— Все! — сказал Кристинин, подымаясь. — Можно отдавать печатать! — Он вышел из-за стола и остановился напротив Денисова. — Ну что нового? Дал Блохин какое-нибудь кошмарное запутанное преступление?
— Дал! — Это и было тем делом, которое привело Денисова в МУР. — Сначала не хотел, говорил, что постовому не положено. А потом дал. Кражу чемодана у билетной кассы. Июльскую…
Губенко даже присвистнул.
— Подозреваемый есть?
— Никого, и ни одного свидетеля. Потерпевшая ждала очереди за билетами, чемодан стоял сбоку… В деле один допрос, три постановления.
— Здорово. Ну а за что зацепиться? Есть что-нибудь?
— Есть. Чемодан был красного цвета.
— Да?! — Губенко засмеялся. — Тогда считай, что кража раскрыта! Сколько их на свете — красных чемоданов?!
Прирожденная тактичность не разрешала Денисову прямо попросить о помощи, он сидел в кресле, внимательно оглядывая стены кабинета.
— Как собираешься поступить? — спросил Губенко.
Денисов пожал плечами. Губенко продолжал:
— Я бы отказался! Лучше уж просто быть постовым!
Кристинин отодвинул лежавшую перед ним бумагу.
— Дело действительно не из легких… Кражу мог совершить любой вокзальный вор, даже карманник. Между прочим, мы взяли одного такого. Пятнадцатого сентября — как раз в Верин день рождения. В ГУМе.
— Это было в субботу, — подсчитал Денисов и неожиданно покраснел.
— Не трудно? Вот так, за прошлый год? — Денисов заметил в его глазах давешнюю непроходящую смешинку.
— Пустяки, сложно только переходить через десятилетия. А вообще ничего особенного.
— Денисов в своем репертуаре! — рассмеялся Губенко. — Ну что?! Пора, пожалуй, бежать. Сыщика ноги кормят. Ты заходи, может, что-нибудь придумаем?!
— На всякий случай я дам тебе адрес Дмитрия Ивановича, — сказал Кристинин, когда они остались одни. — В психологии карманного вора он разбирается феноменально. Как никто в Москве.
— Спасибо. Может быть, все-таки зря я попросил это дело? Рано мне? И вообще… А тут еще сессия!
— Ничуть! С нераскрытым делом всегда так…
Один из телефонов на столе зазвонил отрывисто, тревожно.
— Сдавай экзамены. Заходи!
До конца зимней сессии Денисов не успел заняться нераскрытым делом — не хватало времени. Положенное число часов складывалось в сутки, а там уже — не успеешь заметить — проходили недели.
С восьми до шестнадцати он нес службу в залах вокзала или на платформах — смотрел за порядком, не разрешал распивать водку в буфетах, объяснял, как проехать в ГУМ, ЦУМ, на Красную площадь, приводил к родителям заблудившихся детей, выслушивал, советовал, рапортовал. Сдав смену, тут же наскоро перекусив, ехал в читалку, переписывал конспекты, зубрил модальные глаголы, мчался на семинарские занятия, а всю обратную дорогу домой в электричке читал учебник. И только в самом конце пути, топая пешком от Булатникова к поселку, мысленно возвращался к нераскрытому преступлению.
Он начинал идти медленнее и тщательно контролировать мысли, которые никак не хотели замкнуться в ограниченном Денисовым круге скучных фактов. Только увидев издалека два освещенных окна, Денисов давал себе команду «отбой» и с облегчением ускорял шаг.
Несколько раз, стоя на посту, он видел на вокзале старшего инспектора Блохина. Неразговорчивый, в холодном осеннем пальто и круглой шляпе, с газетой в руках, Блохин внезапно появлялся в проходе между ска-мьями, развертывал газету и поверх ее осматривал зал. Постояв минут пятнадцать, он исчезал так же внезапно, как и появлялся.
С Денисовым Блохин не разговаривал и никогда не напоминал о нераскрытом преступлении, словно ожидал того дня, когда Денисов сам пойдет к нему и беспомощно разведет руками. В том, что такой день наступит, Блохин с самого начала не сомневался. И, догадываясь об этом, Денисов нервничал и злился.
Несколько раз, улучив свободное время, Денисов подходил к кассе, рядом с которой была совершена кража, становился в очередь, внимательно приглядывался к окружающему. Поверх голов ему был виден все тот же доживающий последние дни перед реконструкцией огромный, непроветриваемый зал для транзитных пассажиров, глухие стенки выстроенных буквой П автоматических камер хранения, остроконечные галстуки-регата на витрине киоска Военторга и люди, сидящие, как на стадионе, ровными рядами.