С уважением».
Денисов сам удивился — тон письма его не задел, тем более жаждал он получить ответы на остальные запросы.
Несколько дней письма не приходили, и Денисову все труднее было находить повод для посещения канцелярии. Потом пришло еще письмо, а вслед за ним сразу три. В течение недели Денисов получил девять писем, на остальные запросы ответа так и не дождался и решил написать еще раз.
В одном из писем студент-рижанин прислал адрес своей подруги со станции Верхний Баскунчак, которая вместе с ним приходила получать вещи и могла чем-то помочь. Этой подруге Денисов послал запрос в тот же вечер.
Все корреспонденты никого из находившихся с ними в камере хранения людей не запомнили, а пожилая женщина, ездившая к внучке в Старый Оскол, сочувствуя Денисову, попросила узнать, можно ли в Москве купить готовальню У15-Л из латуни.
Эти дни, пока он ждал писем и пока они приходили написанные незнакомыми почерками, со штемпелями далеких городов, были для Денисова особенно радостными, и он терялся, пытаясь объяснить жене причину этой радости.
— Дело в том, — по-женски ставила все на свои полочки Лина, — что сейчас ты участвуешь в противоборстве с преступником. Между вами идет борьба, поединок…
— Какой же сейчас поединок? Он пьянствует, гуляет. Борюсь я один…
— Преступник сделал ход, теперь очередь твоя. Как в шахматах.
Еще до того как пришел ответ на последний запрос, Денисов, поразмыслив, решил написать всем пассажирам, которые получали вещи через дежурных в течение пяти дней — с девятого по тринадцатое число. По инструкции вещи могли находиться именно этот срок, и преступник мог обратиться за ними и на другой день, и на третий, и на пятый.
Письма приходили теперь регулярно, и в отделе острили, что сержанту Денисову было бы неплохо обзавестись личным секретарем. А он ломал голову, как еще больше расширить круг людей, находившихся в день совершения преступления на вокзале.
Командир отделения навел его на счастливую мысль. В комнате матери и ребенка имелась книга с адресами останавливавшихся пассажиров, медицинская комната вела свою регистрацию. Аккуратно записывала всех, обращавшихся к ее помощи, касса возврата билетов!
Должен же был кто-нибудь видеть преступника!
«Когда я получал двенадцатого июля свой рюкзак в автоматической камере хранений, — писал преподаватель физики из Жданова, — то вместе со мной писал заявление незнакомый молодой парень, на которого я обратил внимание. Ему выдали вещи передо мной — сумку и чемодан красного цвета, примерно такой, о котором Вы пишете. В сумке я случайно увидел несколько микрометров, штангель, резцы и что-то еще. В чемодане было дамское белье. Парень был выпивши и заявление написал так грязно и неразборчиво, что дежурный предложил ему написать новое. Парень отказался, сказал, что лучше не может. Дежурный хотел на него воздействовать, но многие из очереди поддержали парня — всем было некогда. Второй работник автокамеры, по-моему, механик, тоже заступился за него, и между работниками камеры хранения произошла небольшая ссора. В конце концов первый дежурный сказал: «Выдавай сам! Я такой документ подшивать в папку не буду!» Второй выдал вещи. Парень был лет двадцати пяти, одежды, конечно, не помню, черненький, со шрамом на шее».
За смену Денисов прочитал письмо несколько раз и каждый раз, перечитывая или только вспоминая о нем, начинал улыбаться.
«Самодовольный дурак, кретин! — спохватывался он через минуту. — Чему ты радуешься? Задержал преступника?! Или раскрыл преступление?! Ты думаешь, дежурные хранят все испорченные бланки с девятьсот второго года, со дня постройки вокзала?!»
Денисов знал обоих работников камеры хранения, о которых писал учитель. Он мысленно представлял себе, как маленький дотошный Хорев, с вечно недокуренной дешевой сигаретой требует переписать заявление, а ленивый горластый Горелов, с крошечными белыми пятнышками на руках, которые он называет болезнью Витилиго, отмахивается от напарника: «Некогда бюрократизм разводить: люди на поезд спешат!»
Оба работника камеры хранения, в свою очередь, знали Денисова и его положение постового, поэтому он решил, что разговаривать с ними должен другой сотрудник. Несколько раз Денисов звонил Кристинину, но не заставал на месте. Не было Кристинина и в конце рабочего дня, поздно вечером, когда Денисов наконец сдал смену.
В электричке по дороге домой он снова прочитал письмо, теперь оно только встревожило его, не вызвав никакого удовлетворения.
«Почему я решил, что речь идет именно о моем чемодане? И как найти человека по шраму на шее?!»
Приехав на станцию, Денисов не удержался, зашел в проходную кирпичного завода, чтобы еще раз позвонить Кристинину. Было уже начало первого часа.
— Сейчас телефон освободится, и звони сколько надо, — махнул рукой вахтер, старый милицейский отставник, провожая Денисова в караулку. За столом, склонившись к аппарату, сидела женщина в черном халате. Свободной рукой она скручивала и тут же выпрямляла телефонный шнур.
— …Так вы всю свою жизнь проспите, — разговор шел, видимо, давно, и все точки над «и» были уже поставлены, — в пятницу тоже никуда не ходили?! Не может быть!
— Ты, девушка, бери быка за рога, — посоветовал отставник, — а то человеку по делу звонить надо!
— …Товарищи ваши были в клубе… Рыженький был, который тогда в гармошку играл… Он почему-то холода не боится! — Денисов решил, что она разговаривает с солдатом, заступившим дежурить на коммутатор. — В крайнем случае, могу вам валенки принесть!