Он жил один, рано вставал, ходил пить кофе на станцию. Работа в котельной посменно нарушила ход его физиологических часов. Вотрин по привычке каждую ночь приходил в вокзальный буфет, хотя еще в сентябре его уволили из котельной и теперь он судился по поводу восстановления на работу.
Холодилин ни разу не прервал сбивчивый рассказ слесаря, мысленно подыскивая объяснение странному костюму Вотрина, латкам на джинсах, значку, личной неустроенности — всем несоответствиям, вытекавшим из его рассказа.
— …Я не задерживаю?
— Пожалуйста, пожалуйста.
Рассказчиком Вотрин оказался плохим.
— Работал как все. Еще рационализацией занимался, — Вотрин показал на значок, — ни одного дня не болел. А когда завхозу понадобилось своего человека в котельную взять, вспомнили: инвалид, нельзя использовать на работе с механизмами… Да! А тут, значит, так было… Я иду мимо девятиэтажки. Пятый час, никого. Один только человек от вокзала. Знаете, где церковь за багажным двором? Трубы еще выведены из алтаря на крышу?
— Далеко он от вас прошел?
— Вот как вы сейчас сидите.
— Молодой?
— Лет за сорок, высокий. В форме.
— В форме? В какой?
— В какой, не помню. Голова своим забита. — Вотрин помолчал. — Как вы думаете, товарищ полковник, могут отменить решение суда, если нарушен принцип несменяемости судей?
2 января, 16 часов 10 минут
Начальникам отделов милиции Московского железнодорожного узла.
Операция «Магистраль».
Срочно сообщите последние данные на лиц, прибегавших при совершении преступлений к переодеванию в служебную форму авиаторов, моряков, железнодорожников. Одновременно прошу собрать срочно данные на воров-рецидивистов, имеющих уголовные клички по указанным профессиям, и выслать их дактилоскопические карты.
Заместитель начальника Московского управления транспортной милиции Холодилин.
2 января, 16 часов 20 минут
В винном отделе гастронома Денисов ничего не узнал — час неурочный: отсутствовали завсегдатаи. В «Березку» завотделом идти не посоветовала — кафе только открылось, не подобрался постоянный контингент. В кинотеатре шли «Озорные повороты».
По случаю демонстрации популярного фильма контролера в дверях не оказалось.
Темнело.
Все так до удивления не клеилось, что становилось смешно.
У палатки, торговавшей черствыми мучными деликатесами, Денисов увидел пьяненького мужичка — он приставал к прохожим с одним и тем же вопросом:
— Куда мне сейчас, товарищи? К законной или к незаконной?
— Конечно, к законной!
— Да-а, она опять пилить будет!
Инспектора мужичок обошел, обостренной интуицией пьяного почувствовал возможную от этой встречи неприятность.
Денисов просунул голову в окно палатки.
— Моего дружка не видела? Приветик!
Скучающая девица с припухлыми веками взглянула недоверчиво.
— Какого еще дружка?
— Здравствуй! Морячка, младшего лейтенанта! Пиво у тебя пьет. Вспомнила?
— Вспомнила. — Продавщица легла грудью на прилавок. — Боишься, потеряется?
— Приходится за ручку водить, — отшутился Денисов. — Не видела его сегодня?
— Может, видела. Что мне за это будет?
Вид у нее был плутоватый, но Денисов вдруг понял, что в устах этой скучающей девицы правда и должна выглядеть именно так — сильно замаскированной под ложь.
— Да я серьезно говорю.
— И я серьезно.
— Не шучу.
— Какие могут быть шутки!
Видя, что Денисов не собирается просить пива или клянчить взаймы, она успокоилась.
— Я ему электродрель принес, — Денисов назвал первое, что пришло в голову, — полки книжные вешать, а он ушел. И дрель возвращать надо. Давно его видела?
— Утром. Я как раз открывала. Он к парикмахерской шел.
— Туда?
Продавщица внимательно посмотрела на Денисова.
— Ты не угорел, милый? Да вот сзади тебя. За восьмым корпусом.
Как большинство моряков-северян, Денисов плохо плавал. Бегал отлично, через несколько секунд был уже в парикмахерской.
В мужском салоне никого не оказалось. В дамском юная парикмахерша делала начес своей коллеге. Громко играло радио. Иосиф Кобзон исполнял песню из «Семнадцати мгновений весны».
— Девочки, к вам моряк не заходил? Младший лейтенант?
Никто не ответил. Денисов знал песню — Кобзону оставалось еще два длиннющих куплета.
— Большая просьба…
— С утра никого, — шепнула появившаяся сзади пожилая уборщица, — весь день только и щиплют друг дружку.
Денисов бегом вернулся к палатке.
— Когда вы его перед этим видели? Давно?
— Вчера, перед закрытием. Ему, между прочим, еще цыганка гадала — я его поэтому и запомнила. — Волнение Денисова передалось продавщице. — А что он сделал? — Официальное «вы» отвергало мысль о книжных полках и электродрели.
— Это точно, что он заходил в парикмахерскую?
— Не знаю. Шел между корпусами.
— Не помните, что у него было в руках?
— Портфель, что ли…
— Вчера он был здесь один?
— Один. Взял два пива.
— А раньше?
— Раньше я его никогда не видела.
Денисов отошел от окошка. Откуда-то из домов пропищали сигналы точного времени. Семнадцать часов.
Денисов огляделся. Сразу за палаткой простирался пустырь, он заканчивался оврагом. По другую сторону улицы белел новый жилой массив. Свободная застройка чередовалась в нем с нудной, успевшей порядком надоесть рядностью.
2 января, 16 часов 30 минут
Переговоры с хозяином дачи закончились на веранде, за старым столом, испачканным белилами.